«Денис Драгунский — этот ПИП!» — говорит одна моя знакомая. Вообще я уже представлял Дениса Викторовича читателю Перемен, когда публиковал его ответы на предыдущую (прошлогоднюю) анкету Неудобной Литературы.

К этому можно добавить только, что у Дениса Драгунского недавно вышла новая книга — сборник рассказов «Ночник» (автор говорит, что просто записывал свои сны)…

Читаем ответы Драгунского на нашу писательскую анкету.

Есть ли среди Ваших знакомых писатели, чьи тексты отказываются издавать, хотя эти тексты вполне достойны быть изданными и прочтенными публикой? Если возможно, назовите, пожалуйста, примеры. Каковы причины отказов?

Имен называть не буду, но примеры такие у меня есть, конечно же. Речь идет о весьма качественных текстах (поверьте мне как филологу и человеку начитанному в классике и авангарде), написанных начинающими авторами. Причина отказа, в сущности, одна. Трусость. В журналах трусость принимает форму корпоративной солидарности. Возникает отчаянное, на грани аллергической реакции, нежелание впустить нового человека в свой круг. В издательствах трусость иного свойства, более материального и более, так сказать, по-человечески милого и понятного: а ну как не продадим? Ведь не существует же надежных признаков того, что вот этот текст будет продаваться, а этот – нет. Реклама ведь помогает тоже далеко не всякий раз – вбухаешь деньги, а они не окупятся. Поэтому издатели и опасаются новых имен.

Что же касается мелькнувшего пассажа «достойны быть изданными и прочитанными публикой» — то это тема особого разговора. Недавно я с изумлением узнал, что некие (кстати, очень хорошие!) произведения, получившие высокие и престижные литературные премии, изданы тиражом – не падайте со стула – 100 (в скобках прописью: сто) экземпляров. Так что в литературе есть некий, что ли, виртуальный сектор. Я не об электронных книгах (они-то как раз более чем реальны) и не о диссидентском самиздате (он премий как в СССР не получал, так и сейчас не получает), я о той виртуальности, которая как бы и не требует публики. Прекрасный автор написал выдающийся текст. Критики справедливо присудили ему премию. Было вручение, пресс-конференция. Журналисты об этом написали. Автору премия в подмогу – он сможет год-другой прожить, не думая о заработке, и напишет еще один замечательный текст, который… см. выше. Но вот и всё. Сюжет разыгрывается в группе числом около 50 человек. То есть читающая публика исключается из процесса. Разумеется, довольно часто престижные премии и хорошие рецензии получают отличные книги, проданные десятками и даже сотнями тысяч экземпляров. Но бывает и так, как я рассказал. Это нечто новое в культуре, и это очень интересно!

Есть ли в литературном произведении некая грань, за которую писателю, желающему добиться успеха (например, успеха, выраженного в признании читателями), заходить не следует? Может быть, это какие-то особые темы, которые широкой публике могут быть неприятны и неудобны? (Если да, то приведите, пожалуйста, примеры.)
Или, возможно, существует какая-либо особая интонация, которая может вызвать у читателя отторжение и из-за которой весь потенциально вполне успешный текст может быть «самоуничтожен»?

Успех, как я только что сказал, бывает разный. Признание читателями – тоже. Все читатели разные. У более или менее массового читателя и у разных читательских групп. Собственно, абсолютно массового (всеобщего) читателя, я полагаю, нет. Просто размеры групп разные. Когда мы говорим «массовый читатель» или «массовый успех» – то мы имеем в виду не объединение всех групп, а просто самую большую группу – то есть людей не сильно образованных и при этом замученных бытом. Огромное количество популярных книг я не только не читал и не листал – я их просто в руки не брал в прямом смысле слова, пальцами не касался. И речь идет не о каких-то черносотенных, скажем, книжках, не о серийных «убивалках» или «целовалках», не о порнографии – а о совершенно нормальных, хороших книгах, написанных добросовестными и талантливыми писателями. Но это не потому, что я такой сноб-эстет-гурман, а просто – лет мне уже немало.

И я не один такой. Все такие! У каждого свой круг предпочтений. Бывают широкие круги, бывают более тесные. С трудом себе могу представить, что немолодая дама, которая по старой памяти зачитывается разными «Сибириадами» в духе Анатолия Иванова и Георгия Маркова – я видел таких читательниц в метро, и не раз! – что она будет читать романы в духе Барбары Картленд. Про любовь она лучше перечитает Юрия Нагибина. Или, в крайнем случае, Викторию Токареву. Можно иметь успех в кругу любителей фэнтези, в кругу сталинистов, в кругу гомосексуалов, и так далее. И люди из другого круга, глядя на такую книгу, в лучшем случае повертят пальцем у виска. А то и в суд подадут на автора и издательство – за искажение истории или растление молодежи.

Так что нет никаких запретных тем, как мне думается. Кроме буквально двух-трех. Не надо писать роман-триллер «Вампиры в Бухенвальде» и швейкоподобную книгу «Ваня Пупкин на Колыме». Насчет интонации – не надо любоваться насилием, убийством, болью, унижением, бесправием. Не надо писать об этом с точки зрения торжествующего насильника, убийцы, хама. Но это, повторяю, мой личный вкус. Не исключаю, что «Ваня Пупкин на Колыме» кому-то понравится, а автор будет его писать, облизываясь от творческого наслаждения.

Но есть один маленький фокус. Публика – она, конечно дура. Но есть одна штука, которую публика чует за версту, видит вполглаза, тут же, точно и молниеносно. Искренность! Не надо пытаться писать дамские романы, если не веришь в небывалую верность золотоволосых секретарш и подколодную подлость черноглазых горничных. Не надо притворяться вором, наркоманом, наемником, сутенером, «евротрэшем». Выйдет стыд-позор, как говорят дети. А Барбара Картлэнд и Ирвин Уэлш будут сиять над несчастным лицемером, как Эверест и Аннапурна.

Если такие темы и интонации, по Вашему мнению, существуют, то держите ли Вы в уме эти вещи, когда пишете? И насколько это вообще во власти писателя – осознанно управлять такими вещами?

Я специально не держу это в уме, оно само так получается.

Конечно, писатель может и должен себя осознавать именно как пишущего человека. Управлять процессом письма. Речь, конечно, не идет о бессознательных комплексах – на то они и комплексы, чтобы никогда не осознаваться и проявляться причудливо и интересно. Речь о темах. И речь о стиле, разумеется.

Что приносит писателю (и, в частности, лично Вам) наибольшее удовлетворение:
— признание публики, выраженное в том, что Ваша книга издана и люди ее покупают, читают, говорят о ней?
— признание литературного сообщества (выраженное в одобрительных отзывах коллег и литературных критиков, а также в получении литературных премий и попадании в их шорт-листы)?
— или более всего Вас удовлетворяет метафизический и психологический факт самореализации – т.е. тот факт, что произведение написано и состоялось (благодаря чему Вы, например, получили ответы на вопросы, беспокоившие Вас в начале работы над текстом)? Достаточно ли для Вашего удовлетворения такого факта или Вы будете всеми силами стремиться донести свое произведение до публики, чтобы добиться первых двух пунктов?

Начну с конца. Один только метафизический факт меня не удовлетворяет. Не надо путать литературу с психоанализом – вернее, с «само-психоанализом»: кажется, Карен Хорни пыталась что-то такое изобрести и внедрить, но без большого успеха. Потому что психоанализ – это работа с аналитиком. Понимание себя рождается в общении с другим. Что уж говорить о литературе. Даже когда читателей нет или их очень мало – все равно представляешь себе того, к кому обращаешься. Мне в этом смысле легче, я люблю рассказывать истории своим друзьям, и мои тексты построены как некая нескучная история. Нескучная – то есть такая, которую дослушают до конца. Но, думаю, любой текст – это послание, и любому автору хотелось бы, чтобы оно дошло до адресата.

Конечно, приятно, когда твою книгу читают, обсуждают, рецензируют, премируют или хотя бы включают в разные пред-премиальные списки. Зачем кокетничать и лицемерить? Очень даже приятно! А как приятно, когда покупают, когда на презентациях просят надписать на память. Особенно я ценю общение со своими френдами в ЖЖ. Я вывешиваю практически все написанное мною, и с радостью начинаю общаться с читателями. У меня более 5000 френдов, и примерно две сотни активных собеседников. Самая большая награда, когда пишут: «я прочитал, и понял, что на самом деле я…» То есть человек, прочитав мой текст, заглянул в себя и что-то новое в себе открыл, в чем-то себе признался.

Что Вы думаете о писателях, которые активно себя раскручивают – как лично, так и через друзей и знакомых? Должен ли писатель заниматься этим не совсем писательским трудом?
Если да, то почему?
Если нет, то почему?

Вопрос странноватый. Его можно переформулировать так: «Что Вы думаете о писателях, у которых не хватает денег нанять литературного агента?» Неужели я похож на человека, который скажет: «Фи, голодранцы-нищеброды!»

Конечно, должен. Ему приходится. Такова реальность. Да и как, спрашивается, себя не раскручивать? Как технически осуществить это самое «не»? Вот вышла у меня новая книга. Так что я, не должен дарить ее друзьям?

* * *

Далее: Кровавые мальчики, или Мало ли в Бразилии донов Педро

На очереди ответы Валерия Осинского, Алексея Шепелёва, Андрея Бычкова, Игоря Яркевича, Сергея Болмата, Елены Колядиной и других писателей.

* * *

Читайте в предыдущих выпусках Хроники Неудобной Литературы:

— МОТОБИОГРАФИЯ: ТОМ 2. Анонс
— Поэма Кати Летовой «Я люблю Андрея Василевского» и «чахнущая» литература
— Писатель как мундир? Ответы Марины Ахмедовой
— Ответы Михаила Гиголашвили
— Интервью с Димой Мишениным. О графомании, мини-юбках и бездарных чиновниках
— Ответы Алисы Ганиевой
— Ответы Юрия Милославского
— Ответы Виталия Амутных
— Ответы Александра Мильштейна
— Ответы Олега Ермакова
— Ответы Романа Сенчина
— Ответы Ильи Стогоffа
— Обнуление. (Ответ Олега Павлова Роману Сенчину)
— Серая зона литературы. «Математик» Иличевского. Ответы Александра Иличевского
— Ответы Марты Кетро
— Ответы Андрея Новикова-Ланского
— Виктор Топоров и Елена Шубина. И ответы Олега Зайончковского
— О романе Валерия Осинского «Предатель», внезапно снятом с публикации в журнале «Москва»
— Точка бифуркации в литературном процессе («литературу смысла не пущать и уничтожать», – Лев Пирогов)
— Курьезный Левенталь
— ответы Валерия Былинского
— ответы Олега Павлова
— ответы Сергея Шаргунова
— ответы Андрея Иванова
— ответы Владимира Лорченкова
— Где литературные агенты
Более ранние части Хроники (Оглавление) — здесь.
— Новый Опрос. Вопросы к писателям

* * *

КНИГИ ПРОЕКТА НЕУДОБНАЯ ЛИТЕРАТУРА:

ВАЛЕРИЙ ОСИНСКИЙ. «ПРЕДАТЕЛЬ»
ОЛЕГ СТУКАЛОВ «БЛЮЗ БРОДЯЧЕГО ПСА»
ОЛЕГ ДАВЫДОВ. «КУКУШКИНЫ ДЕТКИ»
СУЛАМИФЬ МЕНДЕЛЬСОН «ПОБЕГ»
ВСЕ книги проекта Неудобная литература

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>